История танго
История танго
Слово «танго», говорят, из Африки. Есть область в Танзании – «танга», и есть озеро Танганьика. Имеет ли это отношение к музыке — неясно. Слово «танго», как полагают, имеет африканское происхождение и означает «место встречи» или «особое место». Говорят, что словом «танго» или «тамбо» афро-южноамериканцы обозначали разновидность барабана, под который исполнялись ритуальные пляски. «Tang», что на одном из африканских наречий означает «касаться, дотрагиваться, приближаться». «Танго», с ударением на «о», назывались и сами безудержные танцы негров-колонистов, живших на берегах реки Ла Плата. С таким же успехом можно заподозрить в авторстве китайскую династию Тан и французский глагол tangier, что означает “трогать”. Есть мнение, что оно происходит от латинского tango (касаюсь), первое лицо настоящего времени глагола tangere — трогать, прикасаться, щупать. По—испански taner — от того же латинского танго — значит играть на каком-то инструменте.
испанцев, латиноамериканцев, цыган, европейских иммигрантов, креолов (местного населения) и потомков африканских рабов.
Родина танго
Несмотря на то, что мы называем танго «аргентинским», родительские права на него заявляет и Уругвай, где танго также является фольклором. Спор между Аргентиной и Уругваем о том, кто же все-таки изобрел танго, очень напоминает спор ирландцев и шотландцев об авторстве виски. К единому мнению стороны не придут никогда, потому что этого мнения просто не может быть. На самом деле правых в этом споре нет, а истина, как всегда, находится где-то посередине. Ни Аргентина, ни Уругвай, если говорить серьезно и со всей ответственностью, не имеют никакого права претендовать на исключительное «отцовство» по отношению к танго. Но обе страны, расположенные по берегам Рио-де-ла-Платы, совершенно по одним и тем же причинам могут считать себя общей родиной танго.
Рио-де-ла-Плата
Во-первых, конечно, это — большая река, самая широкая река мира, соединившая две другие большие реки — Парану и Уругвай. Во-вторых, это — географическое пространство, охватывающее территорию Уругвая и аргентинские провинции, такие как Буэнос-Айрес, Санта-Фе, Энтре-Риос. И, наконец, это и культурное пространство, соединившее два народа, которые имеют общие корни — иммигрантские, в основном, — говорят на одном языке, хотя и с некоторыми отличиями в произношении и акцентах, и которые культивируют одни и те же ценности, независимо от политической и исторической траектории своих стран. Два города-порта на берегах реки, подобной морю, способствовали рождению танго. Там, в портовой зоне, в пригородах Буэнос-Айреса и Монтевидео, родилось танго. Как это ни прискорбно для аргентинцев, считается, что первое танго «La Morocha» («Неувядающая») создал уругваец Энрике Саборидо. Самое известное танго всех времен «La Cumparsita» также сочинил уругваец Херардо Родригес. Но, если бы не было Буэнос-Айреса, мир скорее всего никогда бы не узнал этого зажигательного эротичного танца. Именно в аргентинской столице танго превратилось в предмет культа низших слоев общества, и именно отсюда из портовых районов оно выплеснулось в Европу. Старый Свет был поражен энергетикой и вызывающей откровенностью фантастического латиноамериканского танца.
Язык танго
Танго – это ещё и отдельный язык. Изначально тексты танго писались исключительно на специальном языке — люмфардо (lunfardo). Это, так сказать, «блатной» язык. При чём обороты на люмфардо очень широко распространены и в разговорной речи. Это песни, в которых ценится прежде всего смысл, а маленькие вокальные недостатки исполнителю легко прощаются, если он поёт от души, с понятием, зажигательно. Бомонд разговаривает на люмфардо, а последний бродяга подпевает под эти песни наизусть.
Начало
Впервые аргентинское танго появилось на подмостках Буэнос-Айреса в сарсуэле (испанский музыкально-сценический жанр, близкий к оперетте) композитора Сориа (1897). От тех давних времен у нас остался стереотип танцующей пары: едва сдерживающая свою страсть партнерша в узком платье с разрезом и партнер, чей наряд дополняют туфли на высоких каблуках и шляпа с узкими полями. В 90-х годах XX века танго захватило столицу Аргентины. Улицы города были полны мелодиями танго. Музыканты играли их на слух, по памяти. Первые танго не записывались, да уличные музыканты и не знали нотной грамоты. Они просто импровизировали… Так возникали куплеты, острые, злободневные, как правило, связанные с конкретными происшествиями и лицами… Их играли шарманщики, кондукторы насвистывали их на своих рожках, в домах интеллигенции молодежь украдкой разучивала новые песенки на фортепьяно… Но вскоре пришло время, когда танго рассталось с сатирой, всему предпочтя любовь, и чаще всего несчастную. Аргентинский поэт Энрике Сантос Дисеполо всерьез сказал о танго: «грустная мысль, которая танцуется».
Эмигранты
В последние годы девятнадцатого века Европу одолевают голод и разруха. Молодые люди, лишенные работы, лишенные надежд на лучшую жизнь, покидают свои дома и переселяются в поисках счастья за океан, в Южную Америку. Тысячи таких обездоленных людей сходят с кораблей на причалы Буэнос-Айреса, новой столицы Аргентины, или высаживаются на грязной пристани Рио-де-Ла-Платы. И хотя в те годы жизнь в Аргентине была полегче, чем в Европе, приехавшие молодые люди оказывались здесь на положении чужаков и оседали в нищих грязных окраинных кварталах. Несмотря ни на что, число иммигрантов постоянно росло и к 1914 году уже превысило количество коренных жителей Буэнос-Айреса в соотношении три к одному. Приблизительно половина приехавших была родом из Италии. Около трети иммигрантов прибыли из Испании. Новоприбывшие оседали в трущобах на окраинах Буэнос-Айреса и Монтевидео. Там они смешивались с представителями аргентинского дна, включая прославленных позже в текстах танго compadritos — сутенеров и мелких преступников, героев местных легенд. Эти бедные предместья назывались «аррабалями» (кварталами поножовщины, публичных домов и бессонных ночей, тогда, в конце 19 века, это было кипящее варево из эмигрантов всех мастей: здесь были итальянцы, галисийцы, китайцы, соседи аргентинцев — уругвайцы, перуанцы, бразильцы). Именно здесь произошло слияние нескольких музыкальных и танцевальных форм. Портовые кварталы и окраинные районы Буэнос-Айреса в то время больше напоминали трущобы. Но именно они-то и создали ту атмосферу, в которой стало возможным появление танго. Бары и публичные дома, рестораны и таверны, матросы и уставшие от семидесятилетней гражданской войны солдаты, потомки африканских рабов и разорившиеся фермеры, нищие поэты и художники, беглые каторжники, музыканты, авантюристы со всего мира — все они приносили в Буэнос-Айрес свою культуру, эмоции, мечту о лучшей жизни, тоску о родине и утраченной любви. Все это смешивается между собой, и в результате получается так называемая "орилья", беднейшая часть Буэнос-Айреса, которая во всем противопоставляет себя благополучным кварталам.
Где?
Река Риачуэло отмечает южную границу Буэнос Айреса. Самый живописный квартал аргентинской столицы расположен прямо на устье этой мутной реки. Ла Бока — устье, рот. Квартал Ла-Бока когда-то был пристанищем всякого европейского сброда, в основном генуэзцев, лигурийцев. В борделях, кабаках, на улице играла музыка — скрипка, пианино, гармошка, флейта. С толпой иммигрантов из Европы смешивались креолы. Здесь и зародилось танго. Отсюда оно пошло по белу свету. На южном берегу Риачуэло, напротив Ла Бока, — Авежанеда. Бойни, мясокомбинаты, кварталы, постепенно уходящие в пампу — бескрайнюю аргентинскую степь. Из пампы креольские скотоводы — гаучос — пригоняли на убой скот — стада в тысячи голов. Вонь наполняет воздух, разносится по прилегающим кварталам и до самой пампы. Вот и креолы — криожос — распространялись — как эта вонь — по южным кварталам Буэнос Айреса, толклись в борделях в Ла Бока, смешиваясь с европейским сбродом. При каждом — факон — аргентинский кинжал — иногда гитара. Они принесли с собой из пампы песню, по названию милонга. С помощью факона compadritos — гаучос, ставшие городскими жителями — хозяйничали в южных кварталах Буэнос Айреса. Здесь песни их стали сливаться с музыкой из Европы. Соприкосновение креольской культуры с изгоями Старого Света породило танго. Здесь свои язык, нравы, одежда и, конечно, танец, который не вызывает ничего, кроме презрительной усмешки надменных буржуа.
Кто?
Изначально этот танец, по выражению его создателей — мачо из Буэнос-Айреса, «был мужским делом», женщины в нем не участвовали. Поэтому никакой любовной подоплеки здесь не было — мачо демонстрировали друг другу свои стати, танцуя на углах улиц, чтобы произвести впечатление. Недаром Борхес говорил, что в танго дуэлянты словно примериваются: кто кого и в воздухе незримо взблескивает наваха. Хотя танго, по выражению французского исследователя Даниэля Видара, «это прежде всего танец и только танец», нехитрый текст стал сопровождать его довольно скоро. Позднее итальянские музыканты ввели в обиход аккордеон, и музыка научилась рыдать и всхлипывать.
Потом к танцу стали привлекать проституток, благодаря чему классический аргентинский танго-наряд женщины сохранил некоторые детали, свойственные представительницам этой профессии. А именно: узкое платье с умопомрачительным разрезом, сетчатые чулки, вызывающе декольтированная блузка и туфли на шпильках. Партнер выглядит гораздо скромнее: костюм свободного покроя, прилизанные и напомаженные волосы, лакированные штиблеты и фетровая шляпа в гангстерском стиле. Так что от части танго обязано своим распространением и многочисленным борделям рабочих предместий, куда в конце 19 века портен’ос (жители порта – так называют себя горожане) приходили помимо прочего пропустить стаканчик спиртного, пообщаться и послушать, как у нас сейчас принято говорить, живую музыку. Свой вклад внесли и песни пайадорес (местной разновидности странствующих менестрелей), которые дали начало песенному стилю, а позже и танцу, называемому милонга. Дошедшие до нас записи милонги в исполнении пайадорес крайне несовершенны, но в те времена милонга пользовалась у обитателей окраин Буэнос-Айреса огромной популярностью. Поначалу танго игралось на гитаре, флейте и скрипке. Однако вскоре лидирующим инструментом стал бандонеон (маленькая гармошка, названная в честь её изобретателя немца Генриха Банда). Часто говорят, что бандонеон — душа Танго и само танго обязано своим появлением на свет именно этому «инструменту дьявола». Закон о Всеобщем избирательном праве, принятый в 1912 году, не только принес долгожданную свободу людям, но и придал новый импульс развитию аргентинского танго. Очень скоро танго перестало быть танцем бедняков с окраины и принялось завоевывать высший свет. Во всех фешенебельных районах Буэнос-Айреса как грибы после дождя вырастали Танго-салоны. Затем танец покорил Северную Америку и докатился до Европы. Танго зазвучало и в Нью-Йорке, и в Лондоне, и в Париже. Танцоры танго стремительно входили в моду.
Появление в Европе
С 1900 некоторые любители пробовали представить танец из Аргентины в Париже, но без особого успеха. Роберт Прис (Pris Robert) приложил много усилий для популяризации танго. Уругваец Альфредо Гобби, родом из Пайсанду, который вместе с Анхелем Вильольдо (которого некоторые тоже считают уругвайцем) в 1907 году познакомил с танго Париж. Именно оттуда танго начало завоевывать мир… Первый пик популярности начался с выступления французской звезды мюзик-холла Мистиньет в 1910 году. К началу Первой мировой войны увлечение новым танцем прокатилось по Европе. А после исполнения танго Рудольфом Валентино и Беатрис Домингес в 1921 году в фильме «Четыре всадника Апокалипсиса» эта забава завсегдатаев салонов стала приобретать характер эпидемии. «Тангомания», начавшаяся в Париже, перекинулась в Лондон и Нью-Йорк и практически не затихала во время первой мировой войны. В Париже, например, открылись курительные салоны под вывеской «танго».